Когда весь лагерь уснул, Белег взял лук и в темноте по одному бесшумно перебил всех волков–стражей. Тогда, рискуя жизнью, Белег и Гвиндор пробрались в лагерь и отыскали Турина, скованного по рукам и ногам и привязанного к сухому дереву; в стволе торчали ножи, что метали в него орки, и был он бесчувственен, погруженный в сон от великой усталости. Белег и Гвиндор рассекли узы и, подняв его, вынесли из лощины, однако смогли донести его лишь до ближних зарослей терновника. Там они опустили его на землю, а гроза была уже близка. Белег вынул меч свой Англахель и рассек им оковы Турина, но рок в этот день взял вверх, ибо клинок соскользнул, рассекая цепи, и ранил Турина в ногу. Тот внезапно пробудился, охваченный гневом и страхом, и, увидев, что над ним склонился некто с обнаженным мечом, вскочил, громко крича, ибо решил, что орки снова явились пытать его; и, схватившись с ним в сумерках, Турин выхватил Англахель и сразил Белега Куталиона, приняв его за врага.
Но в тот миг, когда Турин стоял свободный, готовый дорого продать свою жизнь в схватке с вымышленным врагом, в небе вспыхнула молния, и при свете ее он увидел у ног своих лицо Белега. И застыл Турин, окаменев, взирая на ужасную эту смерть и сознавая, что натворил: и так страшно было его лицо, озаренное блещущими молниями, что Гвиндор скорчился на земле, не смея поднять глаз.
А внизу, в лощине, пробудились орки, и лагерь закипел, ибо испугались они грома, пришедшего с запада, считая, что он наслан их великими Заморскими Врагами. Потом поднялся ветер, и обрушился ливень, и потоки хлынули с высот Таур–ну–Фуина; но сколько Гвиндор ни взывал к Турину, предостерегая его об опасности, тот не отвечал, лишь без движения и слез сидел среди грозы и бури над телом Белега.
Когда настало утро, гроза умчалась на восток через Лотланн, и взошло осеннее солнце, жаркое и ясное. Орки, считая, что Турин уже далеко отсюда и следы его смыты дождем, поспешно ушли, не обременяя себя долгими поисками, и Гвиндор видел издалека, как шагают они по курящимся пескам Анфауглита. Так и вернулись они к Морготу с пустыми руками, а в это время сын Хурина, обезумев, сидел на склонах Таур–ну–Фуина, отягощенный бременем более тяжким, чем прежние оковы.
Тогда Гвиндор попросил Турина помочь ему в погребении Белега; тот встал как во сне, и вместе опустили они Белега в неглубокую могилу, а рядом с ним положили его большой лук Белтрондинг, сделанный из черного тиса. Но злосчастный меч Англахель Гвиндор оставил, сказав, что пусть он лучше мстит прислужникам Моргота, чем бесполезно лежит в земле, забрал он также и лембас, дабы подкреплять им силы в дебрях.
Так погиб Белег Могучий Лук, вернейший из друзей, искуснейший из всех, обитавших когда–либо в Давние Дни в лесах Белерианда: погиб от руки того, кого он любил больше всех на свете, и горесть запечатлелась на лице Турина и не исчезла более никогда. Но в эльфе из Нарготронда возродились отвага и сила, и, покинув Таур–ну–Фуин, он увел Турина прочь. Ни разу, пока брели они по бесконечным и горестным тропам, Турин не молвил слова, и шел он без цели и желания, а год подходил к концу, и зима явилась в северные края. Но Гвиндор всегда был рядом, храня и направляя Турина; и так они, следуя на запад, переправились через Сирион и пришли наконец к Эйтель–Иврину, источнику у подножья Теневого Хребта, из которого рождается Нарог. И там Гвиндор молвил Турину: «Пробудись, о Турин, сын Хурина Талиона!» Непрестанный смех звенит над озером Иврин. Его питают неиссякаемые хрустальные ключи Иврин, и хранит Ульмо, Владыка Вод, что сотворил в незапамятные времена его красоту, воды от осквернения. Турин опустился на колени и испил воды, и внезапно рухнул оземь, и потоком хлынули слезы, и он был излечен от безумия.