Все вокруг преобразилось: поднимающиеся со всех сторон огромные глыбы блестящего, местами синеватого льда отражали первые лучи восходящего солнца. Подъем стал очень опасным. Нельзя было больше отважиться ни на один шаг вперед, не прощупав предварительно самым тщательным образом, нет ли под снегом расщелины. Вильсон шел во главе отряда, пробуя ногой крепость льда. Его спутники поднимались в гору за ним, стараясь ступать точно по его следам и избегая повышать голос, ибо малейший шум, сотрясая воздух, мог вызвать обвал снежных масс, нависших футах в семистах или восьмистах над их головами.
Так достигли наши путники пояса кустарников. Когда они поднялись еще на тысячу семьсот пятьдесят футов выше, кустарники сменились злаками и кактусами. На высоте же одиннадцати тысяч футов исчезли и они. На бесплодной почве уже не видно было никакой растительности. За все время подъема путешественники сделали лишь один привал, в восемь часов утра. Быстро, кое-как закусив, они со сверхчеловеческой отвагой возобновили подъем, пренебрегая все возраставшими опасностями. Им приходилось перелезать через остроконечные гребни, пробираться над пропастями, куда даже заглянуть было страшно. Во многих местах попадались деревянные кресты, говорившие о бывших здесь катастрофах. Около двух часов пополудни между оголенными остроконечными вершинами развернулось огромное, без всяких следов растительности плоскогорье, напоминавшее собою пустыню. Воздух здесь был сухой, а небо ярко-голубого цвета. На этой высоте дожди неизвестны: влага здесь превращается в снег или град. Там и сям, словно кости скелета, торчали из-под белого покрова остроконечные порфировые и базальтовые вершины. Иногда обваливались куски разрушавшегося под влиянием выветривания кварца или гнейса; разреженный воздух почти заглушал тупой звук их падения.
Несмотря на все мужество путешественников, силы начали изменять им. Гленарван, видя, до чего изнурены его спутники, стал уже раскаиваться в том, что завел их так далеко в горы. Юный Роберт старался не поддаваться усталости, но сил у него не могло хватить надолго.
В три часа Гленарван остановился.
— Надо отдохнуть, — сказал он, сознавая, что никто, кроме него, не сделает подобного предложения.
— Отдохнуть, но где? — отозвался Паганель. — Ведь здесь нет никакого приюта.