Я сидел не шевелясь и слышал только биение моего сердца, не смея даже дышать.
Слушать было больше нечего. Я скоро догадался, в чем дело. Это была вовсе не мель, как я думал, это был остров. Я попал на одну его сторону, Джим — на другую. И остров, повидимому, был большой. Сквозь туман я все-таки различал очертания высоких деревьев. Я мог плыть еще целые часы мимо острова, и кто знает, придется ли мне еще увидеть когда-нибудь Джима и плот!
Я сидел тихо, насторожив уши. Но все напрасно. Быстрым течением меня уносило все дальше и дальше. Я плыл вниз по течению со скоростью четырех или пяти миль в час, но это не чувствуется на воде. Вы лежите себе спокойно, и когда мимо вас быстро промелькнет дерево или какой-нибудь предмет, вам и в голову не придет, что вы сами так быстро плывете: вы думаете, что это дерево так мчится. Кто не верит, как тоскливо и тяжело плыть в тумане в такую ночь одному, пусть попробует и убедится сам.
Прошло, может быть, полчаса. Я снова стал кричать, полагая, что остров наконец кончился, и действительно услышал отклик, только очень слабый, доносившийся издалека. Я понял, что попал в целую сеть маленьких островков, слабые очертания которых я все-таки иногда различал, а иногда ничего не видел и догадывался об их присутствии лишь по звуку воды, омывающей прибрежные кустарники.
Мне постоянно приходилось отталкиваться веслом от берега, чтобы не наскочить на какой-нибудь островок.
Наконец я опять выбрался в открытую реку, но голосов уже ниоткуда не слышал. Я решил, что плот разбился и Джим погиб. Я был так измучен и так устал, что лег на дно лодки, закрыл глаза и сказал себе: «Будь что будет!»