Мы смогли разглядеть как следует нашу тюрьму-каюту. Ее обстановка состояла из стола и пяти скамей. Дверь, видимо, закрывалась герметически – снаружи не доносилось ни единого звука. Но не напрасно же зажегся свет – наверняка сейчас здесь появится кто-то из членов экипажа!
Так и случилось. Послышался лязг затворов, дверь открылась, и вошли двое мужчин. Один был невысоким, мускулистым, широкоплечим, с большой головой, всклокоченными черными волосами и острым живым взглядом. В нем было много чисто французской живости, свойственной южанам-провансальцам.
Второй из вошедших заслуживает более подробного описания. Благородная посадка головы, твердый и проницательный взгляд черных глаз, спокойствие и мужественное хладнокровие – все говорило о властности и уверенности в себе. Горделивая прямота – вот два слова, которыми можно было бы охарактеризовать его натуру.
Этому человеку можно было дать и тридцать пять, и пятьдесят лет. Он был высокого роста; резко очерченный рот, густые брови, тонкие, но сильные кисти с удлиненными пальцами – все говорило о возвышенном, страстном и благородном темпераменте, а его взгляд, казалось, пронизывал вас до глубины души.
Оба незнакомца были в беретах из меха морской выдры. Одежда из какой-то особой ткани свободно облегала их тела, а ноги были обуты в высокие сапоги из тюленьей кожи.
Высокий – скорее всего, командир судна – оглядел нас, не произнося ни слова, после чего заговорил со своим спутником на языке, о существовании которого я понятия не имел, – благозвучном и певучем.