На следующий день, 20 февраля, я проспал до одиннадцати часов – ночная усталость дала о себе знать. Приборы в салоне показывали, что судно по-прежнему идет на юг со скоростью двадцать миль в час на глубине ста метров.
Как только появился Консель, я поведал ему о нашей ночной экскурсии, а когда открылись створки окон, и он смог мельком увидеть часть затонувшего материка.
«Наутилус» шел в десяти метрах над дном, словно воздушный шар, гонимый ветром, над земными лугами. Перед нашими глазами продолжали мелькать причудливые скалы, окаменевшие деревья, покрытые ковром из асцидий и водорослей развалины. А тем временем я рассказывал Конселю об атлантах и о древних войнах, которые вел этот удивительный народ.
Однако Консель слушал меня вполуха – все его внимание занимали рыбы, во множестве плававшие вокруг судна. Тут были гигантские манты, различные виды акул, трубачи длиною в полтора метра, трехметровые меч-рыбы и великолепные корифены. Однако, наблюдая за представителями морской фауны, я любовался и равнинами Атлантиды.
Около четырех часов вечера характер дна, покрытого толстым слоем ила и ветвями окаменевших деревьев, начал меняться. Оно становилось более каменистым, то там, то здесь виднелись натеки лавы и обнажения вулканического туфа. Очевидно, мы достигли еще одного подводного горного кряжа, самая высокая вершина которого, по моим предположениям, должна была выступать над поверхностью океана. Гранитная стена, вскоре оказавшаяся в нашем поле зрения, являлась, видимо, подножием крупного острова – но в то же время представляла собой западную оконечность Атлантиды.
Ближе к ночи Консель ушел к себе, а я еще долгие часы любовался величественными подводными панорамами, пока створки окна внезапно не закрылись. Как раз в этот момент «Наутилус» вплотную приблизился к высокой гранитной стене и остановился, словно в раздумье.