Утром же, когда буря стихла, Туор встретил на берегу эльфа, стоящего под стенами Виниамара: был то Воронвэ, сын Аранвэ, из Гондолина, отплывший на последнем корабле из тех, что Тургон посылал на запад. Когда корабль этот, возвращаясь из бескрайнего океана, затонул во время бури у самых берегов Средиземья, Ульмо взял из всех мореходов Воронвэ и выбросил его на берег неподалеку от Виниамара. Узнав о велении, которое получил Туор от Владыки Вод, Воронвэ изумился и дал согласие провести его к потаенным вратам Гондолина. Потому они вместе вышли в путь, и Суровая Зима застигла их, когда они тайно пробирались на восток под зубцами Теневого Хребта.
Наконец пришли они к озеру Иврин и узрели с грустью разрушения, причиненные здесь драконом Глаурунгом: когда же смотрели они на разор, то увидели вдруг человека, спешащего на Север; был он высок, одет в черное и опоясан черным мечом. Однако они не знали ни кто он, ни что приключилось на юге; человек миновал их, и они не окликнули его.
И вот, ведомые силой, что даровал им Ульмо, пришли они к потаенным вратам Гондолина и, пройдя подземным ходом, достигли внутренних врат и были там взяты стражей. Затем их привели в огромную расселину Орфалк–Эккор, прегражденную семью вратами, и там предстали они перед Эктелионом, Владыкой Источников, стражем главных врат, что венчали горную тропу; и там Туор сбросил свой плащ, и доспехи из Виниамара подтвердили, что он истинно послан Ульмо. И Туор взглянул на прекрасную долину Тумладен, изумрудом мерцающую среди сомкнувшихся гор; и узрел вдали, на скалистой вершине Эмон–Гварета, Гондолин Великий, град семи имен, чей блеск и слава воспеты всеми эльфами Внешних Земель. По велению Эктелиона на привратных башнях затрубили трубы, и эхо отозвалось в горах; и ясно прозвучал ответный голос труб с белоснежных стен, что окрасила алым цветом поднявшаяся над равниной заря.
И вот сын Хуора пересек Тумладен и пришел к вратам Гондолина; его провели по широким ступеням улиц города к Королевской Башне, и там он узрел изображение Древ Валинора. Затем Туор предстал перед Тургоном, сыном Финголфина, верховным королем нолдоров. По правую руку короля стоял сын его сестры Маэглин, по левую же руку сидела дочь Тургона, Идриль Келебриндал. Те, кто внимал Туору, дивились, не веря, что это и вправду Смертный, ибо устами его в этот час вещал Ульмо, Владыка Вод. Он предостерег Тургона, что Жребий Мандоса близок к свершению и недалек тот час, когда сгинет все, сотворенное нолдорами; и велел ему покинуть возведенный им прекрасный и могучий город и по Сириону спуститься к Морю.
Долго размышлял Тургон над советами Ульмо, и на память ему пришли слова, сказанные некогда в Виниамаре: «Не люби слишком сильно творения рук твоих и замыслы души твоей и помни, что истинная надежда нолдоров лежит на Западе и придет из–за Моря». Но гордыня Тургона стала велика, а Гондолин — прекрасен, как Тирион Эльфийский; и все еще верил Тургон в потаенную и неодолимую мощь Гондолина, пусть бы даже валар отрицал это, к тому же после Нирнаэт Арноэдиад жители города не желали более ни разделять злосчастья прочих эльфов и людей, ни возвращаться на Запад через ужасы и опасности. Сокрытые средь своих непроходимых и зачарованных гор, они не принимали никого, даже тех, кто бежал, преследуемый ненавистью Моргота. Вести из Внешних Земель доходили до них слабыми отголосками и мало их трогали. Соглядатаи Моргота тщетно искали их — место их обитания было тайной, которую никто не мог разгадать. Маэглин на королевских советах возражал Туору, и слова его были тем более вески, что звучали в лад с мыслями Тургона; и вот Тургон презрел веление Ульмо и отказался следовать его совету. Однако в предостережении валара услыхал он вновь слова, прозвучавшие много лет назад, перед уходом нолдоров, на берегах Арамана; и страх предательства пробудился в сердце Тургона. А потому в те дни был завален самый ход к тайным вратам в Окружных Горах. И с тех пор никто, пока стоял Гондолин, ни на бой, ни по мирному делу, не выходил из того града. Торондор, Владыка Орлов, принес вести о падении Нарготронда, а потом о гибели Тингола и его наследника Диора и о разорении Дориата; но Тургон замкнул слух для горестных вестей и объявил, что никто не выйдет в бой под знаменами кого–либо из сыновей Феанора; народу же своему он навеки запретил переходить горы.
И Туор остался в Гондолине, ибо был пленен его красотой и блеском, равно как и мудростью его жителей; стал он крепок статью и умом и глубоко искушен в познаньях эльфов–изгоев. И сердце Идриль было отдано ему, а его — ей; тайная же ненависть Маэглина все росла, ибо ничего так не желал он, как обладать Идриль, единственной наследницей владыки Гондолина. Однако так высоко стоял Туор в милости короля, что, когда он прожил в Гондолине семь лет, хоть и не внял король велению Ульмо, он провидел, что судьба нолдоров связана с посланцем валара; не забыл он также слов, сказанных Хуором перед тем, как войско Гондолина отступило с поля Битвы Бессчетных Слез.