Маэглин же, сын сестры Тургона, стоящий рядом, слышал эти слова и запомнил их, но не сказал ничего.
Тогда Тургон последовал совету Хурина и Хуора и, собрав всех, кто уцелел из воинства Гондолина, а также всех воинов Фингона, каких можно было собрать, отступил к Теснине Сириона: его военачальники, Экте́лион и Глорфиндел, прикрывали войско справа и слева, так что ни один враг не мог обойти их. Люди Дор–Ломина, как хотели того Хурин и Хуор, оставались позади, ибо не желали покидать северные земли и решили, раз уж не суждено вернуться в свои жилища, сражаться здесь насмерть. Так искуплено было предательство Ульдора: и изо всех подвигов, свершенных праотцами людей ради эльдаров, более всех славен последний бой людей Дор–Ломина.
И вот Тургон, прикрываемый Хурином и Хуором, переправился через Сирион, исчез в горах и скрылся от глаз Моргота. Братья же собрали вокруг себя остатки людей из рода Хадора и шаг за шагом отступали, пока не достигли топи Серех, и путь им преградил Ривил. Там они стали и не уступали более.
Тогда все войска Ангбанда обрушились на них, запрудили реку телами своих мертвецов и окружили остатки воинства Хитлума, как прилив окружает скалу. И когда в шестой раз закатилось солнце и удлинилась тень Эред–Ветрина, пал Хуор, пораженный в глаз отравленной стрелой, а рядом с ним легли все доблестные воины рода Хадора; и орки отрубили им головы и сложили из них курган, золотом блиставший в лучах заката.
Дольше всех продержался Хурин. Он бросил щит и бился двуручной секирой; предание гласит, что секира дымилась от черной крови отборных троллей Готмога, пока не истлела; и всякий раз, убивая, Хурин кричал: «Ауре энтулува! День настанет вновь!»
Семижды десять раз звучал этот клич, но в конце концов Хурин, по велению Моргота, был схвачен живым, ибо орки вцепились в него, и руки их не падали, даже когда он обрубал их, и орков все прибывало, так что Хурин наконец рухнул, погребенный под ними. Тогда Готмог связал его и, осыпая насмешками, уволок в Ангбанд.