Избежав всех опасностей, покрытые пылью долгого и тяжкого пути, пришли они наконец в мрачную долину, что лежала пред Вратами Ангбанда. Черные бездны развернулись рядом с дорогой, и из них выползали призраки в виде извивающихся змей. По обе стороны возвышались скалы, подобные крепостным стенам, а на скалах сидели стервятники, испуская злобные вопли. Пред ними были неприступные Врата — громадная черная арка, опирающаяся на подножия гор; над ней высились поднебесные скалы.
Смятение овладело ими, ибо был у Врат Страж, о котором не слышали прежде. Слухи о неведомых замыслах эльфийских владык достигли Моргота. Да и лай Хуана, громадного боевого пса, некогда спущенного с привязи валарами, эхом разносился в дебрях. Тогда Моргот вспомнил о жребии, предначертанном Хуану, и избрал одного из детенышей племени Драуглуина. Из рук своих кормил его сырым мясом и утвердил свою власть над ним. Волк рос быстро и вскоре уже не мог поместиться в логове, но лежал, громадный и вечно голодный, у ног Моргота. Огонь и мука преисподней вошли в его, и родился в нем дух уничтожения, всепожирающий, мучительный, могучий и злобный. В преданиях тех дней этот волк звался Ка́рхарот, Красная Утроба, и Анфа́углир, Жадная Пасть. И велел ему Моргот лежать бессонно пред Вратами Ангбанда, пока не придет Хуан.
Кархарот издалека учуял путников, и сомнения охватили его, ибо в Ангбанд давно уже дошли вести о смерти Драуглуина. Потому, когда они приблизились, он не дал им войти, но грозно двинулся на них, чуя в этих двоих какую–то странность. И тут в Лютиэн пробудилась некая сила, унаследованная от валаров, и, сбросив свою отвратительную оболочку, она выступила вперед, ничтожно малая перед мощью Кархарота, но сияющая и грозная. Подняв руку, она велела ему уснуть, и молвила так: «О на горе рожденный дух, пади же в черное забытье и не вспоминай на время об ужасном своем жребии». И Кархарот рухнул, словно пораженный молнией.
Тогда Берен и Лютиэн прошли через Врата и cпvcтились по бесконечным лестницам; и вдвоем совершили они величайшее деяние, на которое когда–либо решался человек или эльф. Ибо они явились пред троном Моргота, в наиглубочайший его подземный чертог, что был возведен на ужасе, озарен пламенем и заполнен орудиями пыток и смерти. Там Берен в образе волка подполз к подножию трона; с Лютиэн же волей Моргота личина была сорвана, и он взглянул на нее. Этот взгляд не устрашил ее, и она назвала ему свое имя и вызвалась, подобно бродячему певцу, спеть пред ним. Тогда Моргот, видя ее красоту, возымел в мыслях недобрую страсть, и родился в сердце его замысел, чернее которого не бывало там с тех пор, как он бежал из Валинора. Так он был одурачен собственным же злом, ибо, глядя на нее, не лишил ее свободы, наслаждаясь своими тайными мыслями. Внезапно Лютиэн ускользнула от его взора и, окутавшись тенью, запела песню такой великой красоты и слепящей силы, что Моргот невольно заслушался; слепота поразила его, и он напрасно вращал глазами, стремясь отыскать ее взглядом.
Все его прислужники погрузились в сон, сникли и погасли все огни; лишь Сильмарилы в короне Моргота внезапно вспыхнули сияющим белым пламенем; и под тяжестью камней и короны голова его склонилась, словно была в них вся тяжесть мира, его волнений, страхов и желаний, превозмочь которую не под силу стало даже воле Моргота. Тогда Лютиэн, подхватив свою крылатую оболочку, взмыла в воздух, и голос ее хлынул, подобно дождю, изливающемуся в бездонные черные омуты. Она набросила свой плащ на глаза Моргота и навела на него сон, черный, как Кромешная Тьма, где он бродил когда–то. И вот он рухнул, подобно сорвавшейся с гор лавине, и, с грохотом скатившись со ступеней трона, распростерся на дне преисподней. Железная корона с громким стуком скатилась с его головы. Все замерли.
Мертвым зверем лежал на земле Берен; но Лютиэн, коснувшись его рукой, пробудила его, и он сбросил волчий облик. Затем он вынул из ножен кинжал Ангрист и вырезал из железных тисков Сильмарил.